3.5. «Врастание кулака в социализм» в отдельно взятом Пихтовском районе (декабрь 1936 г. — январь 1937 г.)

Как отмечалось выше, проблема перспективы существования и развития крестьянских спецпоселений обсуждалась и решалась на двух уровнях — в масштабах страны и отдельных регионов с высокой концентрацией поселений (Северный край, Урал, Сибирь, Казахстан). Задачу создания устойчивых механизмов использования труда репрессированных крестьян для освоения северных и восточных территорий чекисты считали в целом выполненной в середине 1930-х гг. Логика принятых в начале «раскулачивания» решений, нацеленных на пятилетний цикл «трудового перевоспитания бывших кулаков» в местах их нового расселения, продолжала действовать по инерции. Как ни парадоксально, но в основе директив об использовании труда репрессированных крестьян лежала ранее категорически неприемлемая, приписываемая Н. И. Бухарину теория «мирного врастания кулака в социализм», взятая на вооружение с некоторыми модификациями. Чекисты в первую очередь оказывались заложниками сложившейся ситуации, поскольку были обязаны обеспечить данное «врастание» и ежегодно докладывать о прогрессе в решении поставленных задач. Летом — осенью 1935 г. аппаратом спецпоселений была предпринята кампания по подготовке передачи поселений в ведение гражданских структур. В частности, в Западной Сибири перед начальником УНКВД по Западно-Сибирскому краю В. А. Каруцким и начальником ОТП И. И. Долгих ставилась задача согласовать ведомственное решение с краевым руководством. Последнее в лице Р. И. Эйхе (крайком) и Ф. П. Грядинского (крайисполком), в свою очередь, проявляло крайне высокую заинтересованность в том, чтобы система поселений не просто сохранялась, но могла бы и в дальнейшем стабильно и устойчиво развиваться, однако смотрело на ситуацию шире, надеясь, благодаря хлопотам чекистов, получить от государства ресурсы для дальнейшего освоения северных территорий (Нарымский округ) в целом. Согласованность действий двух структур проявилась в создании и активной работе осенью 1935 г. «Северной комиссии» крайкома, рабочую часть которой обеспечивал аппарат трудпоселений во главе с И. И. Долгих. В результате появились две аналитические записки, поданные чекистами по своим каналам «наверх» в ноябре 1935 г. В частности, И. И. Долгих подготовил документ, подводивший итоги пятилетней работе нарымских спецартелей, ставший основой докладной записки начальника ГУЛАГ М. Д. Бермана наркому Г.Г. Ягоде от 5 ноября 1935 г. Она начиналась преамбулой: «Расселенные в Нарымском Севере трудпоселенцы закончили в 1935 г. пятую сельскохозяйственную кампанию. За эти годы в Нарыме проделана огромная работа», содержала перечень основных показателей работы производства, состояния инфраструктуры, а также перечисление «необходимых мер для дальнейшего укрепления хозяйства трудпоселенцев» (сюда входили испрашиваемые у государственных органов льготы и преференции для системы поселений). Завершался документ примечательным абзацем: «Кроме того, считаем необходимым выдать ряд наград чекистам и специалистам, работавшим над освоением Нарыма в течение пяти лет и добросовестно выполнявшим в течение этих пяти лет Ваши директивы по освоению Нарыма».

Наряду с этим 19 ноября 1935 г. И. И. Долгих подал на имя Р. И. Эйхе «материал для докладной записки в ЦК». В преамбуле также отмечалось значение «спецконтингента» для региона: «Подъем уровня производительных сил Нарыма и проч[их] Северных районов Края связан с резким увеличением количества населения благодаря вселению труд-переселенцев. В результате почти удвоившегося числа населения явилась возможность практического разрешения ряда проблем колонизационного освоения природных богатств этих районов»2. Далее «кулацкий» вопрос вновь фигурировал при оценке состояния «спецконтингента» и «вклада» в освоение территории:

«Выселенные в 1930-1931 г.г. трудпоселенцы на Нарымский Север и др[угие] Северные районы, показав высокую производительность труда, в большей своей части изменили отношение к мероприятиям Советской власти, отказались от вредительской деятельности против колхозов.

К настоящему моменту 82 % т/п хозяйств, ориентированных на сель-ско-хозяйственной деятельности и расселенных в северных районах — объединены в неуставные сельско-хоз[яйственные] и промысловые артели. Из массы работающих т/п — 12.339 человек составляют кадры ударников, показывая образцы трудового энтузиазма, увлекая за собой остальную массу на борьбу за хорошую артель и зажиточного артельщика. В результате во многих артелях в этом году выдача на трудодень составляет 8-12 килограмм».

Завершался данный раздел документа достаточно радикальным (учитывая инициатора в лице спецоргана) предложением: «Все это позволяет считать возможным встать на путь широкого восстановления в правах трудпереселенцев, особенно молодежи, разрешить восстановленным в правах гражданства свободное передвижение из района в район в пределах Нарымского округа, а по истечении 5 лет с момента восстановления — разрешить им переезд в любой район СССР».

Примечательно, что такого рода решение не являлось экспромтом самого И. И. Долгих, поскольку вытекало из ранее высказанного, хотя и в несколько более мягкой форме, предложения комиссии Д. 3. Лебедя от 15 августа 1935 г., одобрившей инициативу НКВД о передаче спецартелей и всей инфраструктуры поселений в ведение гражданских структур: «Всеми этими мероприятиями имеется ввиду облегчить для трудпоселенцев переход к нормальной трудовой жизни, в связи с предполагаемым уже в 1936 году в соответствии с постановлением ЦИК СССР от 27.V-34 г. (С[обрание] Зак[онов] 1934 г. № 33, ст. 257) восстановлением в гражданских правах значительной части бывших кулаков-трудпоселенцев».

Атмосфера ожидания социальных перемен, возникшая в 1936 г. в связи с «всенародным обсуждением», а затем и принятием «сталинской» Конституции, позволяла предполагать и определенную либерализацию отношения в обществе и во власти к «перекованным» чекистами «бывшим кулакам». Надежды руководства НКВД на скорое освобождение от груза забот по спецартелям не оправдались (в окончательном тексте постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 января 1936 г. «О мероприятиях по организации и хозяйственному укреплению колхозов и подъему сельского хозяйства северных районов Западно-Сибирского края» присутствовала формулировка о том, что директивные органы «считают несвоевременной в настоящий момент передачу обслуживания трудпоселенческого населения органам Наркомзема и предлагают сохранить существующий порядок»)6. Однако движение в данном направлении продолжалось, а на местах началась черновая работа по сближению спецартелей и колхозов — работая на принципиальное, но отложенное решение о переводе спецартелей на положение уставных сельхозартелей, местные органы власти совместно с чекистами пытались осуществлять их соединение там, где для этого были достаточно весомые условия. Все это укладывалось в процитированное выше предложение комиссии Д. 3. Лебедя о проведении мероприятий, чтобы «облегчить для трудпоселенцев переход к нормальной трудовой жизни».

Начальник ОТП УНКВД по Западно-Сибирскому краю И. И. Долгих, естественно, действуя с санкции своего руководства, начал локальный эксперимент по слиянию нескольких спецартелей с колхозами в Пихтовском районе, находившемся на стыке южных и северных районов края. Здесь попавшие в тяжелые экономические условия колхозы смогли существенно укрепиться благодаря вхождению в них спецартелей. Служебным расследованием, проведенным партийными и судебными органами в сентябре — октябре 1937 г., почти годичной давности история слияния двух колхозов с неуставными артелями представлялась как «враждебная колхозному строю». В информации, собранной инструктором крайкома Рут-бергом и представленной в докладной записке от 2 октября 1937 г., ход событий кратко излагался так:

«ДОЛГИХ был в сентябре 1936 г. в Пихтовке (был командирован по уборочной). Просил созвать узкий актив. На совещании были: секретарь РК т. Сумцев, предрика Голиков, нач. НКВД Евсеев и комендант Беликов. На этом совещании Беликов, приехавший из комендатуры с Долгих говорил о 2-х неуставных колхозах, которые хорошо работают и вносил предложение о слиянии с уставными колхозами как не способными освоить массивы (людей и инвентаря, тягла мало) <...>

В декабре 1936 г. Беликов приехал в Край по вопросу о передаче МТС от ОТП в земельные органы. До этого зашел к секретарю РК т. Сумцеву посоветоваться о слиянии артелей. Сумцев указал, что в уставе с/х артели есть параграф 7 п. б) о том, что кулаки, если в течение 3-х лет добровольно проработали могут быть приняты в артель, предложил посоветоваться в крае. Беликов затем сообщил, что говорил в НКВД в управлении труд-переселенцев с Долгих. На совещании при Крайзу с участием Фомина и Долгих, а от района — Беликов, решение принято 11 декабря 1936 года.

На декабрьский пленум Крайкома т. Сумцев приехал в Новосибирск. Затем был на курсах секретарей РК, без него провели собрание, вынесли решение о слиянии колхозов. Говорил, по его словам, о слиянии колхозов с Колотиловым [зав. с/х отделом крайкома. — С. К.]. Комиссия была выбрана для проведения практических вопросов и закончила работу к 7 января 1937 г. 7 января 1937 г. этот вопрос рассматривался на президиуме РИКа с участием 2-х председателей уставных колхозов "2-я Пятилетка" и "Красный колос" <...> Сам т. Сумцев не выяснял и не проверял настроений колхозников по поводу слияния. 2-й секретарь РК Замятин тоже не был в этих колхозах.

В результате слияния спецпереселенцы получили хорошие жилищные условия: оставили свои поселки и поселились — во "2-ю Пятилетку" из неуставной артели "Трудовик" — 49 семейств, в "Красный колос" из "Сибиряка" — 32 семьи. Расчистили 20 клм дорогу, которой соединили спецпоселенцев с основным населением района. <...>

После слияния выявились к.-р. настроения в обоих уставных колхозах, которые были слиты.

Несмотря на выступление т. Эйхе на ... пленуме Крайкома о том, что это слияние — на руку классовым врагам, т. Сумцев не выполнил прямой директивы Роберта Индриковича. Мало того, т. Сумцев оправдывает факт слияния в своей докладной записке от 11/IX-37 г.[,] пытаясь доказать по существу Бухаринскую к.-р. установку о врастании кулака в социализм: "Уставные колхозы остались в глубоком прорыве (а Райком ничего не сделал, чтобы их вывести из прорыва) и по существу были бесперспективны в развитии и даже создавалась угроза к их развалу".

А в колхозе "Красный колос" пред. РИКа Голиков доказывал колхозникам необходимость слияния с неуставными колхозами "для поднятия трудовой дисциплины в уставных колхозах и чтобы сделать колхозы большевистскими"».

Более подробно фактическая сторона событий изложена в записке краевого прокурора В. В. Баркова, направленной в крайком и крайисполком в 20-х числах сентября 1937 г. (датирована по содержанию документа). В ней отмечалось, что вопрос о законности слияния артелей «вскрылся» в процессе плановой проверки работниками прокуратуры постановлений Пихтовского РИК «с точки зрения соответствия их с законами советской власти». В качестве отправной точки действия указывалось совещание в КрайЗУ 11 декабря 1936 г., где помимо основного вопроса о передаче от ОТП в ведение земельных органов трех МТС решался вопрос о целесообразности вхождения двух спецартелей Пихтовского района, находившихся в зоне обслуживания одной из МТС, в соседние колхозы. В. В. Барков сознательно акцентировал внимание на том, что данное решение было «по сути враждебное колхозному строю», поскольку совещание проводилось «под председательством врага народа Фомина [зав. КрайЗУ, арестованный летом 1937 г. — С. К.] с участием другого врага народа Рейхбаум [зав. планово-финансовым отделом КрайЗУ. — С. К.]». Далее в записке указывалась дальнейшая последовательность событий. 30 декабря 1936 г. в колхоз «2-я пятилетка» выехал с группой районных работников председатель РИК Голиков, «задачей которых, — указывал прокурор, — видимо было уговорить колхозников на слияние с кулаками»: «Голиков мотивировал необходимость слияния тем, что неуставная артель "Трудовик" <...> имеет хороший состав трудоспособных, досрочно выполнивших, надо разуметь, государственные планы, а в колхозе "2-я пятилетка" <...> как раз наоборот имеется много прекрасной земли, но состав людей и тягловая сила слабы», что слияние необходимо «для оздоровления и укрепления колхоза». «Такая точка зрения, — утверждал прокурор, — об укреплении колхозов путем соединения их с кулаками, не наша, а враждебная нам».
31 декабря 1936 г. та же группа посетила колхоз «Красный колос» с целью обсудить с колхозниками вопрос о слиянии со спецартелью «Сибиряк»:

«В колхозе "Красный колос" Голиков необходимость слияния мотивировал тем, что в колхозе надо «...использовать землю и поднять трудовую дисциплину, чтобы сделать колхозы большевистскими», а в неуставной артели, как он говорил, «люди трудолюбивые» и к ним «есть доверие».

Таким образом, и на сей раз Голиков высказывал контрреволюционную мысль, так как кулакам органы советской власти доверия никогда не оказывали[,] и партия никогда не мыслила сделать наши колхозы большевистскими руками кулаков. Вся эта контрреволюционная болтовня об укреплении трудовой дисциплины и большевизации колхозов кулацкими кадрами, видимо была поддержана и другими потерявшими всякую бдительность районными работниками».

В начале января 1937 г. в неуставных артелях были также проведены собрания по данному вопросу: «В кулацкой артели "Трудовик" дело со слиянием было изображено так, что будто-бы по этому вопросу уже состоялось решение Краевого исполнительного комитета и что трудпоселенцы сливаются с колхозниками за заслуги трудпоселенцев». 7 января состоялось то самое решение Пихтовского РИК о слиянии артелей, которое В. В. Барков квалифицировал как контрреволюционное: «Мы считаем, что руководство Пихтовского района, видимо, согласно с врагами народа Фоминым и Рейхбау-мом, и тем самым, встав на путь контрреволюционной бухаринской программы мирного врастания кулака в социализм, сделало это в прямую угоду кулацким элементам». Предложение крайпрокурора содержало два пункта:

«1. Немедленно очистить колхозы "Красный колос" и "2-я пятилетка" от кулацкого элемента, водворить кулаков в участковую комендатуру под охрану и контроль коменданта.

2. Расследовать это дело и привлечь виновных в слиянии кулацких артелей с уставными колхозами к судебной ответственности».

Очевидно, что обвинительный уклон записки В. В. Баркова диктовался конъюнктурой начавшегося «Большого Террора». Тем более значимой в контексте происходивших событий являлись аргументация и тональность объяснительной записки, подготовленной секретарем Пихтовского РК ВКП(б) Сумцевым и направленной в крайком партии 11 сентября 1937 г. В ней Сумцев, осознавая нависшую над ним опасность репрессии, излагал обстоятельства слияния артелей и свою роль в этом, исходя из экономической целесообразности, т. е. стремился придать событиям почти годовой давности политически нейтральный, по сути, «технический» характер. В изложении Сум-цева (впрочем, также не избежавшего соблазна политизировать обстановку, доказывая, что ему досталось сельское хозяйство района в виде колхозов на грани развала) иного выхода, кроме как слияние артелей, попросту не существовало:

«Колхозы "2-я пятилетка" и "Красный колос" Атузинского сельсовета еще до создания Пихтовского района были доведены до грани развала кулацкими и враждебными элементами и к моменту организации района в обоих колхозах было очень мало трудоспособных колхозников, совершенно была подорвана конская тягловая сила. По-существу, некому и не на чем было работать. Лето 1936 г. нам с большими трудностями пришлось в этих колхозах проводить весенне-посевную кампанию и в обоих колхозах из-за недостатка тягла, семян и рабочих рук, был недосев. Сеноуборку и хлебоуборку проводили еще с большими трудностями, с работой эти колхозы не справлялись, оба колхоза не выполнили плана сеноуборки, хлебоуборку затянули до поздней осени, план хлебосдачи и возврат ссуды не выполнили вследствие того, что убрать хлеб и отгрузить зерно не хватало людей и тягла. При наличии недосева и медленной уборки, сопровождавшейся потерями, хлеба на сдачу не хватило. Одновременно оба колхоза имели животноводческие фермы, которые обслуживать также было некому.

Со стороны райорганизаций принимался ряд мер по оказанию помощи этим колхозам рабочей силой и тяглом других колхозов (МТС у нас не было и эти колхозы не обслуживались). Однако при всем этом колхозы остались в глубоком прорыве и по-существу были бесперспективны к развитию и даже создавалась угроза их развалу.

После завершения летне-осенних кампаний колхозники неоднократно высказывали предложение о том, чтобы влить в их колхозы другие какие-либо колхозы, чтобы увеличить число рабочих рук и конское тягло <...> В комендатуре нашего района имелось две артели "Трудовик" и "Сибиряк", в которых было много рабочих рук, было тягло, но они находились в такой местности, где совершенно не было условий вести хозяйство, эти артели работали хорошо, являлись передовыми по выполнению всех кампаний и многие из трудпереселенцев (кулаков) были досрочно восстановлены в правах».

Завершалась записка Сумцева не раскаянием, а фактическим утверждением правильности принятого тогда решения: «Эти колхозы сейчас значительно укреплены рабочей силой, тяглом. Обслуживаются МТС, которая в прошлом обслуживала неуставные артели, и была в ведении комендатуры. Сейчас МТС передана в ведение земельных органов».

Рассматривая обстоятельства «Пихтовского дела» (а именно так оно именовалось в переписке крайкома), нельзя не увидеть, что в нем воплотились, по сути, разнонаправленные тенденции, существовавшие в социально-экономической и политической обстановке кануна и периода «Большого Террора». Слияние артелей как типично организационно-производственная процедура начиналось и происходило в условиях ожидания социальных перемен, порожденных «конституционными иллюзиями» конца 1936 г. Ситуация в Пихтовском районе соотносилась с двумя комплексами решений, вытекавших из обсуждения будущего спецартелей: поэтапная передача производственной деятельности и социально-культурной инфраструктуры поселений в ведение гражданских органов и массовое восстановление в гражданских правах значительной части трудпоселенцев летом — осенью 1936 г. Инициатива слияния исходила от руководства комендатур, считавшего необходимым взаимоувязывать передачу техники (МТС) и «рабсилы» (спецартели). Пихтовское районное руководство в свою очередь исходило из экономической целесообразности слияния артелей: тем самым осуществлялось бы столь желаемое укрепление потенциала слабых колхозов. Из обзора документов, сделанных инструктором крайкома Рутбергом, следует, что секретарь райкома Сумцев, санкционируя слияние артелей на своем функциональном уровне, действовал в том правовом пространстве, которое позволял «Примерный устав сельскохозяйственной артели», утвержденный высшими партийно-государственными органами 17 февраля 1935 г. В разделе «О членстве» наряду с п. 7 («В артель не принимаются кулаки и все лица, лишенные избирательных прав») имелось весьма либеральное примечание:

«Изъятие из этого правила допускаются:

а) для детей лишенцев, которые в течение ряда лет занимаются общественно полезным трудом и добросовестно работают;

б) для тех бывших кулаков и членов их семейств, которые, будучи высланы за противосоветские и противоколхозные выступления, в местах новых поселений в течение трех лет своей честной работой и поддержкой мероприятий Советской власти показали, что они исправились».

«Пихтовское дело» не стало бы таковым, не изменись радикально обстановка в стране. Экономическая целесообразность, которой руководствовались обе стороны «бюрократического торга», оказалась принесенной в жертву политической конъюнктуре. Позже в расчет принималась уже не производственная рациональность (колхозы в их новом составе, по оценкам Сумцева, справлялись с планами), а «поиски и происки врагов народа».

В документах «дела» отложились протоколы заседаний колхозов и спецартелей, позволяющие в известной мере реконструировать социальные настроения низовой номенклатуры и колхозников в отношении трудпоселенцев. 30 декабря 1936 г. на общем собрании колхозников «2-й пятилетки» присутствовали 27 из 34 трудоспособных членов артели, выступили 9 чел., и все высказались в пользу слияния артелей. При этом никакой спешки в данном вопросе не предполагалось, учреждались комиссия «для точного выяснения имущества и ценностей» спецартели, а также «бригады в обеих артелях для ознакомления хозяйством той и другой». Примечательно, что обсуждался механизм погашения задолженности спецартели «Трудовик» государству (практически все артели, как уставные, так и неуставные, имели ссудные задолженности; в данном случае «Трудовик» при оценке своего имущества в 43 тыс. руб. был обременен задолженностью в 54 тыс. руб.). Обсуждение этих и других деталей слияния свидетельствовало о весьма конструктивном восприятии предстоявшего слияния рядовыми колхозниками.

Через несколько дней состоялось общее собрание трудпоселенцев артели «Трудовик» с участием 62 членов артели и председателя колхоза «2-я пятилетка» Балабы. Открывая собрание, уполномоченный спецартели Коссихин отметил добровольность предстоявшего слияния и наличие на это санкции районных и краевых органов. Балаба сделал акцент на то, что трудпоселенцы вместо разработки «болот и кочек» получат возможность трудиться на «хороших массивах разработанных земель», «и если взяться за работу по[-]деловому, то действительно страстей никаких не будет». Трудпоселенцев интересовали в большей степени проблемы бытового устройства на новом месте (отремонтированные дома, устройство детей в новые школы, снабжение продуктами питания на время переезда и др.). Вопросы и ответы на них функционеров (районного агронома Амелина и упомянутого выше Балабы) свидетельствовали о том, что последние оказались в достаточно сложном положении, когда вынужденно касались перспектив изменения статуса поселенцев. Амелин делал упор на то, что «вас не бросают лицом в грязь, а все же желают для Вас лучшего. Партия и правительство стараются сделать колхозы большевистскими, а колхозников зажиточными, поэтому стараются и переселить Вас на хорошие массивы как Вы заслуживаете этого», хотя тотчас добавил: «вы товарищи восстановлены без права выезда и Вы можете двигаться только по Пихтовскому району». Впрочем, Балаба поспешил несколько сгладить возникшее напряжение: «Нельзя сказать[,] что не будет выезда, он будет, но все же Север осваивать нужно и сделать так же как на Юге, и задаваться таким вопросом, где хочу, там и живу и работаю[,] пока еще этого нет <...>».

Весьма примечательным оказался ход общего собрания колхозников артели «Красный колос» 31 декабря 1936 г. с участием группы районных работников во главе с Голиковым. Собрание отличалось высокой явкой (43 из 49 трудоспособных колхозников). Говоря о необходимости слияния колхоза со спецартелью «Сибиряк», Голиков подчеркивал, что оно является «вполне целесообразным» и укрепит колхоз «организационно и экономически»: «Колхоз "Красный колос" имеет большой участок земли, а рабочей силы мало, у артели "Сибиряк" плохой участок земли, а потому вам нужно слиться, чтобы использовать полностью землю и поднять трудовую дисциплину, чтобы сделать колхоз большевистским. "Сибиряк" состоит из 35 дворов, лошадей 19 штук, коров 20 штук, трудоспособных 80 чел., люди трудолюбивые тоже[,] есть все доверие вам слиться».

Уполномоченный спецартели Зайцев подтвердил, что трудпосе-ленцы единогласно готовы перейти в колхоз, добавив: «Люди квалифицировались, все у нас есть и имеется дегте-курный завод, люди вечерами работают в мастерских». Некоторым диссонансом общему тону собрания прозвучало выступление начальника Пихтовского райотдела НКВД Евсеева, который предостерег трудпоселенцев от намерения использовать слияние с колхозом для выезда из комендатуры: «Нужно взяться работать как один, если будут у кого такие настроения [их] нужно разбить. Имеются разговоры, что имеется новая Сталинская Конституция, что люди свободны^] можно бежать куда попало <...>». Выступавшие рядовые колхозники воспользовались присутствием районного начальства, высказывали свои обиды и претензии состоянием колхозной действительности («рабочих людей мало, колхозники не имеют дня отдыха», «летом были потравы хлеба, на сегодняшний день имеется хлеб не молоченный» и др.). Из сказанного вытекало, что колхоз действительно находился в кризисном состоянии, и приток в него трудового потенциала из успешно хозяйствовавшей спецартели всем сторонам тогда виделся очевидным выигрышем в районном масштабе.

Зимой 1937 г. трудпоселенцы проложили через тайгу 20-километровую просеку, соединившую поселки Колыванской комендатуры с основным населением Пихтовского района. В течение весны Пихтовский райЗО провел необходимые землеустроительные работы, связанные со слиянием артелей. Однако последующие события «Большого Террора» свели на нет все предпринятые усилия по интегрированию спецартелей в колхозную систему в отдельно взятом Пихтовском районе, а осенью 1937 г. трудпоселенцы были водворены в ранее оставленные трудпоселки.

Между тем «Пихтовское дело» высветило весьма важный аспект сталинской действительности, который в 1937 г. оказался «благоразумно забытым»: почему в пределах одного административного района спецартели, объективно имевшие худшие условия для хозяйственной деятельности, сумели организовать последнюю достаточно рационально (в т. ч. наладить, помимо земледелия и животноводства, кустарные промыслы) в сравнении с колхозами, обладавшими достаточными ресурсами, но переживавшими очевидный глубокий кризис. Время для сравнительного анализа двух систем хозяйствования — колхозной и комендатурной — наступило на рубеже 1937— 1938 г., когда в решающую стадию вступила процедура передачи хозяйственной деятельности и инфраструктуры трудпоселений от ОТП УНКВД по Новосибирской области в ведение гражданских органов на территории Нарымского округа. При этом выявилось, что по ряду основных показателей (количеству и профилю артелей, числу хозяйств в них, соотношения коллективизированных и единоличных хозяйств) правовое население округа и «бывшие кулаки» занимали приблизительно равное положение в экономике данного субрегиона. Так, по данным на 1 января 1938 г. среди 794 сельхозартелей и промартелей округа было 448 уставных артелей (372 сельхозартели и 76 промысловых объединений), 346 спецартелей (296 сельскохозяйственных и 50 промысловых неуставных). В уставных артелях насчитывалось 15 290, а в спецартелях — 13 809 хозяйств. Вместе с тем статистика выявила примечательное соотношение: из 7,6 тыс. единоличных хозяйств в деревне, сохранившихся на тот момент в округе, на долю трудпоселенцев приходилось 2 879 таких хозяйств, т. е. значительно меньше, чем среди правового населения. Следовательно, уровень кооперирования трудоспособного населения в комендатуpax был выше соответствующего показателя среди коренных жителей Нарыма.

Сохранившиеся в делопроизводстве краевых/областных органов списки артелей Нарымского округа на начало 1938 г. с указанием количества дворов, трудоспособных членов и рабочих лошадей дают возможность выявить определенные сходства и отличия в базовых параметрах колхозов и спецартелей того периода времени. Обращает на себя внимание символика, заложенная в названия артелей. Колхозы получали названия, главным образом связанные с революционной и советской символикой или с именами партийно-государственных деятелей примерно в равных пропорциях. Особое место занимали имена большевиков, входивших в первый ряд лидеров — вождей. В частности, в Колпашевском районе имелись колхозы имени Сталина, Кирова, Свердлова, Молотова, нередко хозяйства назывались именами героев Гражданской войны (Буденного, Ворошилова, Чапаева, Блюхера и др.). Один из колхозов носил недолго даже имя Ежова. Весьма стереотипным являлось использование прилагательного «красный»: «Красный Север», «Красный Октябрь», «Красный таежник» и т. д. В противовес этому ни одна из спецартелей не носила напрямую имя большевистских лидеров, здесь встречались изредка имена героев «второго ряда», да и то в трансформированном виде («Стахановка»), хотя один из поселков (но не артель!) в Васюганской комендатуре назывался «Сталинка». Немалая часть спецартелей именовалась так же, как и спецпоселки — по природно-климатическим особенностям («Проточная», «Белоярская», «Луговская», «Клюквин-ская», «Ягодная» и др.). Ряд названий спецартелей отражал территориальную или этническую связь с местом проживания до высылки: «Ангара», «Забайкалец», «Северная Украина», «Украина». Немалая часть спецартелей получала названия, в которых отражалась символика «перековки» или указывалась цель движения: «Освоим Север», «Новый путь», «Путь Ильича», «Новая жизнь», «Рассвет», «Ново-строй», «Ударник», «Новый труд», «Восход», «Расцвет Нарыма», «Труженик тайги», «Победитель Севера», «Верный путь», «Правильный путь», «Ударный труд», «Вперед», «Честный труженик», «Победа тайги» и др. Другие артели незатейливо именовались в честь праздничных дней («1-е Мая», «8-е Марта», «7-е Ноября», «16 лет Октября», «17-я годовщина Октября», «18-я годовщина Октября» и др.). Столь же просто назывались рыболовецкие артели: «Ерш», «Щука», «Красный осетр». Несколько особняком стояли такие названия артелей, как «Веселый труд», «Муравейник», «Пчелка», «Свой труд», «Клюквинская победа», «Боевик», «Культура Севера» (располагалась в пос. Калининск). При этом максимальные размеры колхозов и спецартелей имели далеко не сравнимые характеристики. В частности, в Колпашевском районе насчитывалось четыре крупных колхоза с числом 100 трудоспособных и более (макс. 132 чел.). В этом же районе имелось восемь спецартелей с числом более 100 трудоспособных членов, в т. ч. две артели (278 и 220 чел. соответственно). Аналогичная ситуация наблюдалась и в соседних Парабельском и Каргасокском районах, где доля крупных спецартелей вдвое превосходила долю крупных колхозов. В то же время обеспеченность крупных и средних колхозов рабочими лошадьми оказывалась выше, чем в спецартелях. Так, в колхозах количество дворов и поголовья лошадей были приблизительно равны, а в некоторых случаях лошадей было вдвое больше, чем дворов в колхозе. Для спецартелей, напротив, типичной оказывалась ситуация, когда дворов в артели было вдвое больше, чем рабочих лошадей15. В целом же на почти 18 тыс. хозяйств трудпоселенцев Нарымского округа в конце 1937 г. приходилось около 12 тыс. лошадей (в т. ч. 8,1 тыс. рабочих), 13,9 тыс. коров16.

«Врастание кулака в социализм» в отдельно взятом Пихтовском районе (декабрь 1936 г. — январь 1937 г.) / Красильников, С.А. //Корни или щепки. Крестьянская семья на спецпоселении в Западной Сибири в 1930-х - начале 1950-х гг. – М. 2010. – С.177 – 190.

На главную